Мария Шакирова - сноха Назипа


В связи с легендой о безопасной работе во имя доброго дела предприятие не обеспечивало сотрудников соответствующей спецодеждой.
Чтобы выйти на пенсию в «Маяке», достаточно было отработать 10 лет. То есть если человек устраивается в 18 лет на работу, то в 28 лет он уже становится пенсионером из-за полученного уровня радиации. Возможно, многие ликвидаторы аварии не стали бы инвалидами, если бы им выдавали специальные костюмы.

Вячеслав Авдин - доктор химических наук, декан химического факультета Южно-Уральского государственного университета

И без всякой аварии плутоний-239 способен за несколько лет близкого контакта полностью разрушить костный мозг.
На «Маяке» всё с самого начала говорило о приближающейся катастрофе.
Однако ведущие умы об условиях труда на предприятии ничего не знали, правительство не стало рисовать город на карты, а практически все работяги были без образования. Уже после аварии на комбинат прибыли специалисты и зафиксировали, что вся техника на предприятии оказалась непригодна для работы с опаснейшим плутонием. Если этот нуклид выводил из строя машины, то о человеческом организме и говорить нечего.

В 1963-м году, спустя 10 лет после начала работы на «Маяке», Назип Шакиров вышел на пенсию и оглох. Его родственница Маргарита поделилась вердиктом врачей: это последствие облучения радиацией.

По этой причине учёные предложили вырыть под «Маяком» бетонный котлован, в который погрузят 20 наполненных радиоактивными отходами ёмкостей из нержавеющей стали. Поскольку атомные элементы нужно постоянно остужать, в конструкции предусматривалась циркуляция ледяной воды по трубкам. Сотрудники предприятия должны были беспрерывно охлаждать каждый из 20 контейнеров.

В надёжности ёмкостей ни у кого не возникало сомнений — их назвали «банками вечного хранения». Спустя четыре года, в тот самый воскресный день, когда Назип Шакиров вышел на смену, «банка вечного хранения» № 14 взорвалась.

— В воздухе оказалось 20 миллионов кюри* радиоактивных веществ, 18 из которых полностью засеяли территорию «Маяка», а оставшиеся два образовали Восточно-Уральский радиоактивный след. По счастливой случайности в тот день было не слишком ветрено: сложно представить, во что превратился бы Урал, если бы по нему прокатился весь объём изотопов, — отметил химик Авдин.

Те 10% ядерных осадков, что не остались на территории предприятия, унесло ветром в Челябинскую, Свердловскую и Тюменскую области. Поражённая зона протянулась на 1000 квадратных километров, захватив 217 населённых пунктов. Она получила название Восточно-Уральский радиоактивный след (ВУРС). По мнению Авдина, авария на «Маяке» получила шестой уровень тяжести* во многом из-за ветра, разнёсшего опасные изотопы по Уралу.

В зоне ВУРС проживало около 270 тысяч человек. Как сообщил историк Толстиков, правительство встало перед тяжёлым выбором: либо моментально эвакуировать несколько сотен тысяч уральцев в безопасные территории и рассказать им правду о случившемся, либо не сеять панику среди населения и без привлечения лишнего внимания попытаться ликвидировать последствия загрязнения. В итоге было принято самое аккуратное, но при этом вызывающее вопросы со стороны уральцев решение.

— Процесс эвакуации правительство решило растянуть на пять лет, чтобы никто из южноуральцев не начал переживать из-за массового переселения. На вопросы населения о том, почему им нужно забирать все вещи и уходить в другие города и сёла, военные отвечали коротко и ясно: «Проводятся учения, здесь находиться опасно». После выхода людей из населённых пунктов военнослужащие и отмобилизованные сжигали пустые дома, уничтожали брошенные вещи, закапывали в землю продукты питания и, к сожалению, убивали всех домашних животных, так как те могли разнести радиацию. В следующую деревню они приходили спустя месяц, — поделился Толстиков.

Так, из-за подобных мер осторожности и запоздалой эвакуации жители Салтыково, Галикаево, Бердяниша и Русской Караболки получили дозу облучения, равную 52 бэр. Согласно исследованиям химиков, за год человек не должен получать дозу более 0,1 бэр*.

Впрочем, не только правительство скрывало правду от населения: региональные СМИ также дезинформировали местных жителей, хоть и, по всей видимости, неосознанно.

Через семь часов после взрыва на «Маяке», в 23:00, небо окрасилось в розовый, оранжево-красный и светло-голубой цвета.

— Это довольно редкое в наших широтах свечение имело все признаки полярного сияния, — говорилось в новостной заметке, опубликованной 6 октября в газете «Челябинский рабочий». — Вначале оно охватывало значительную часть юго-западной и северо-восточной поверхности небосклона. Около 23 часов его можно было наблюдать в северо-западном направлении <…> Изучение природы полярных сияний, начатое ещё Ломоносовым, продолжается и в наши дни. <…> Полярные сияния можно будет наблюдать и в дальнейшем на широтах Южного Урала.

Подлинную причину столь красочного сентябрьского вечера южноуральцы узнают только в июле 1989-го года, когда Верховный Совет СССР подтвердит факт взрыва на предприятии. Однако в одном «Челябинский рабочий» оказался прав: подобные сияния ещё не раз появятся в небе над Уралом.

Именно столько аварийных ситуаций произошло на «Маяке» в период с 1948 по 2000 годы*. При этом Кыштымская авария, которую скрывали от общественности более 30-ти лет, кажется самой изученной среди остальных инцидентов на предприятии. И, что самое главное, — одной из самых безобидных.

*Это следует из исследований радиохимика, заслуженного профессора МГУ Игоря Бекмана. Кроме того, даты аварий, указанные Бекманом, совпадают с датами, представленными в дневнике ликвидатора Юрия Татара (см. далее) и статье химика-ядерщика Томаса Маклафлина.

Хоть с первых аварий и прошло почти 75 лет, нынешнее руководство «Маяка» отказывается давать какие-либо комментарии по поводу даже незначительных случаев на производстве. Заместитель генерального директора предприятия Константин Захаров считает, что намерение разобраться в причинах аварий на комбинате может только привести к созданию «информационной бомбы».

— Подобный скандальный репортаж натолкнёт читателей на заведомо ложные выводы, — высказался Захаров и отправил нам слова главы завода Владимира Третьякова, приуроченные к предстоящему юбилею предприятия.

Как и подобает честному руководителю, Третьяков не стал говорить плохо о своём комбинате и опустил все непозитивные детали о прошлом «Маяка». Получилось следующее:

«Сегодня радиохимический завод является монополистом в России в своей сфере деятельности. <…> Главная стратегическая задача для коллектива завода — увеличить мощности по переработке ядерного топлива. И мы упорно идём к этой цели».

Несмотря на решительное нежелание директоров предприятия говорить о происшествиях, неразглашённые сведения всё же появились в нашем распоряжении. Информацию о последствиях многочисленных аварий предоставила озёрская журналистка Наталья Павловская.

— Я с 2010 года пыталась выведать чего-нибудь у «Маяка», но всё тщетно: никто не хочет говорить о неприятном. Поэтому пришлось узнавать о случившемся от местных жителей, постоянно ходить рядом с заводом, вынюхивать каждую пылинку. Сначала меня предупреждали, мол, лучше вам, девушка, бросить это дело. Потом дошло до того, что меня не подпускали даже к забору комбината, — рассказала журналистка.

Как отметила Павловская, «Маяк» вряд ли изменит свою политику в скором времени, поэтому имена людей, пострадавших или погибших при производстве, так и останутся не названными.

— Судить о масштабах произошедшего теперь возможно только по судьбам бывших работников комбината и их ампутированным конечностям.

«Борьба за жизнь 1394 дня»

Записи из дневника
Юрия Татара

10.12.1968. В 23.30 на х/к «Маяк» произошла авария, за которую пришлось заплатить мне, Юрию Павловичу Татару, своим здоровьем.

11.12.1968. В 1:00 меня и [начальника смены. — прим.ред.] Льва Ивановича Сапожникова привезли в ФИБ, где сразу же начали оказывать медицинскую помощь. Взяли анализы, затем спустили кровь и влили новую. В 3:00 сообщили жене Нине Анатольевне.

Она захотела приехать, но ей не разрешили. Я лежал в коридоре, а Сапожников — на кушетке.

Утром, в 8:30, приехала Нина. Кроме Ниночки у меня никого нет. А уже в 18:00 нас увезли в аэропорт.

В 21:30 мы были в Москве, в 6-ой клинике.

Нас положили в разные палаты, которые разделяла только стеклянная дверь. Сразу же стали делать переливание крови и пересадку костного мозга.

12.12.1968. Состояние то улучшается, то резко ухудшается. Начались боли в ноге.

14.12.1968. Состояние моё очень тяжёлое. Жене сказали, что надежды очень мало, но «возможно, будет жить».

19.12.1968. Сделали ещё одну пересадку костного мозга.

21.12.1968. Нину, когда она приехала, видел через стеклянную дверь. Вскоре её пустили ко мне в палату.

22.12.1968. Нина уехала. Начал писать ей письмо и потерял сознание.

25.12.1968. Состояние опять ухудшилось. Был консилиум. Решили, что мне три недели надо принимать ванны с фурацилином и марганцем. Принял только пять и на пятой потерял сознание.

05.01.1969. Ампутировали правую ногу. Трое суток был в реанимации, а затем снова родная палата.

09.01.1969. Усилились боли в правой руке.

15.01.1969. Умер Лев Иванович Сапожников.

23.03.1969. Ампутировали кисть правой руки и стопу левой ноги, так как полопались сосуды и шло большое выделение из этих конечностей.

22.05.1969. Сняли швы с ноги.

29.05.1969. Сняли швы с руки.

07.09.1969. Состояние — в том же духе. Выпали все волосы, остались только на левой руке. Приходила Нина, с её слов я выглядел бледным, даже жёлтым. Голова была лысая, но она не знала, что волосы сами выпали.

Весь похудел, всё обожжено. Смотреть страшно. <…> Всё будет хорошо, и я скоро вернусь домой.

12.02.1970. Снова воспалилась нога. Сильные боли. Начали лопаться сосуды.

13.04.1970. Ампутировали левую ногу. Состояние улучшилось, дали протез.

20.04.1970. Учусь ходить. Очень трудно, но знаю, что надо и что за меня никто этого не сделает.

16.08.1970. Легко ничего не даётся, и надо преодолеть все трудности. На этом все мои страдания не кончаются — их ещё много впереди.

28.10.1970. Сняли швы, заживление идёт очень медленно.

05.12.1970. Приехал домой. Мылся на кухне в корыте, потом пошёл ложиться в кровать, поскользнулся и упал. Разбил руку, разорвал все швы на ноге.

25.12.1970. Всё зажило, я снова надел протезы и стал учиться ходить. Сильные боли, головокружение.

31.12.1970. В Новом году хочу, чтобы не пришлось ампутировать левую руку.

20.02.1971. Снова Москва, открылись свищи на руке, была повторная операция. Заживление идёт очень медленно.

07.05.1971. Приехал домой. Учусь писать левой рукой. Думал, что легко, а это такая трудная работа.

15.07.1971. Состояние опять ухудшилось. Снова отъезд в Москву.

03.01.1972. Провели операцию на печень и почки. Чувствую себя как раньше.

25.03.1972. Ниночка меня навестила, но я не хочу её пугать своим страшным телом.

02.05.1972. Привык к протезам. Уже и не вспомню, каково быть с ногами.

14.09.1972. Сам колол дрова. Получалось не всегда и очень долго, но я рад этому. Состояние не ухудшается.


9 сентября 2012 года Юрий Татар скончался. Ему был 71 год.

Если верить сведениям Маклафлина и Бекмана, следующая авария на «Маяке», в результате которой погиб человек, случилась 16 ноября 1990 года. Причина — та же, что и в 1968-м: внезапная химическая реакция, неподготовленные к ней сотрудники, возгорание реагента в ёмкости.

После этого дня на «Маяке» не было зафиксировано смертельных происшествий. Зато ранее случилось ещё два подобных инцидента. Имена погибших и пострадавших неизвестны.

— За пять месяцев до Кыштымской аварии, 21 апреля 1957 года, на заводе произошла масштабная цепная реакция после обработки обогащённого урана. Четыре женщины и двое мужчин получили дозы облучения от 300 до 1000 бэр*. Одна женщина умерла.

— 2 октября 1958 года во время опытов по определению массы обогащённого урана случился взрыв. Персонал получил дозы облучения от 7600 до 13000 бэр. Три человека погибло, один человек получил лучевую болезнь и ослеп.

*Информационная справка:
Смертельной считается доза в 460 бэр.

Как отметил химик Авдин, человек с дозой облучения в 10000 бэр может передать превышающий норму уровень радиации людям, находящимся даже на расстоянии километра от него. В связи с этим точное число пострадавших от деятельности «Маяка» определить чрезвычайно тяжело: по словам химика, комбинат вполне мог повлиять на здоровье не только уральцев, но и всех россиян.

— Сейчас риск заболевания раком у жителей Южного Урала выше на 5%, чем у жителей, например, Свердловской или Тюменской областей, до куда тоже дошёл ВУРС, — заявил врач-онколог, доктор медицинских наук Валерий Гамза.

По его словам, в 1960–1970 годах этот показатель колебался в районе 15-20%, однако повод для переживаний сохранился и до сегодняшнего дня.

— Спад заболеваемости раком обусловлен тем, что у уральцев, рождённых после 1980-х, выработан иммунитет к некоторым радиоактивным веществам. Врачами зафиксированы несколько десятков случаев, когда уроженцы Озёрска или Каслей переехали жить в город у моря и вскоре начали страдать от рака. Проблема не в том, что сейчас у нас все болеют раком, а в том, что южноуральцы, по сути, находятся в онкологическом заточении, — отметил врач.

При этом, как рассказала Маргарита Шакирова, в Озёрске исчезающе мало людей, активно занимающихся деятельностью по борьбе с раком.

— У нас пять кладбищ. Одно стоит поодаль, там захоронены те, кто официально умер от рака, вызванного радиацией. Каждый год это кладбище разрастается. Онколог в городе один, а про фонды по борьбе с раком вообще никто не говорит. Все всё понимают, но будто делают вид, что всё нормально, — поделилась Шакирова.

Единственный работавший на территории Озёрска фонд по борьбе с раком «Будем жить» прожил год и закрылся. И, как следует из проведённого нами опроса, большинство озерчан слышали только о нём.

В связи с этим мы связались с некоторыми федеральными и региональными фондами, оказывающими онкологическую помощь как детскому, так и взрослому населению. Отдельные страницы для сбора денег на лечение озерчан есть только на сайтах двух организаций в России:

— «Не напрасно»;
— «Искорка Фонд».

— В прошлом году мы собрали необходимую сумму для лечения восьмерых жителей Озёрска и Каслей, страдавших от онкологических заболеваний. Сейчас они проходят курс лечения, мы постоянно держим с ними связь. В этом году наш фонд планирует помочь ещё большему числу озерчан, — заявила директор «Искорки» Татьяна Сачко.

— Ликвидатор Кыштымской аварии Назип Шакиров умер в 1999 году в кругу семьи. Родственники не сомневаются в том, что полученная доза радиации повлияла на его здоровье.

— Марат, сын Назипа, решил повторить путь своего отца и устроился на «Маяк» в 1973 году. Спустя 10 лет он вышел на пенсию. Последние пять лет Марат с трудом передвигается: у него начали лопаться сосуды на ногах. Врачи вовремя оказали ему медицинскую помощь.

— Последний известный инцидент с «Маяком» произошёл в 2017 году. Росгидромет сообщил, что в Челябинской области зафиксирован неестественно высокий уровень радиоактивного рутения-106 (норма превышена в 986 раз). «Гринпис России» обвинил в этом «Маяк», однако руководство завода заявило о своей непричастности к выбросам. Ростехнадзор провёл проверку, по результатам которой никаких нарушений за «Маяком» выявлено не было. При этом всё ещё не назван виновник загрязнения воздуха.

— Сегодня радиационный фон в Озёрске не отличается от природного.

— Однако численность населения неизменно падает с 2005 года.